№ 4 (2025)

В статье рассматривается история проекта В.В. Капниста по созданию наемных казацких полков. Автор исследования подробно реконструирует контекст обсуждения проекта в правительственной публичной сфере в 1788–1789 гг. и подобных инициатив конца царствования Екатерины II, которые, как и проект Капниста, получали поддержку со стороны влиятельных великороссийских чиновников и вельмож. Блокировал подобные инициативы лично вице-канцлер А.А. Безбородко, видевший, в отличие от великороссиян, в любых казацких проектах прямую угрозу интересам империи. Эта угроза заключалась в возможном возвращении беспорядков, ассоциируемых с институтом гетманства, ликвидированном в 1764 г. Однако инициативы, подобные проекту Капниста, поддерживали великороссияне, которые идеализировали малороссийское казачество как некое «чудо-оружие» против турок и, возможно, поляков. В приложении к статье впервые публикуются проект Капниста и ответы Безбородко на мнение Г.А. Потемкина по поводу проекта. 

В статье рассматривается вопрос о происхождении фонетических русизмов в современной новоцерковнославянской Служебной минее. Изучение соответствующего материала старопечатных московских изданий XVII – первой половины XVIII в. показывает, что в одних местах текста русизмы были изначально (они фиксируются уже в первопечатных минеях 1607–1610 гг. 
и в минеях 1619–1630 гг.), в других местах русизмы употребляются начиная с определенных изданий. В последнем случае появление русизмов может коррелировать с новой (иоакимовской) редакцией текста, но эта корреляция не является обязательной: русизмы могут возникать и в изданиях, содержащих текст старой редакции, на этапе послениконовской справы. В некоторых случаях русизмы встречаются только в изданиях первой половины XVIII в. Кроме того, в ряде случаев русизмы отсутствуют на протяжении всего рассматриваемого периода, из чего следует, что текст Служебной минеи мог подвергаться определенной русификации в интервале со второй половины XVIII по конец XIX в. В работе высказывается предположение, что появлению и закреплению в Служебной минее тех или иных фонетических русизмов способствовали разные факторы или их комбинации, в частности: влияние на церковнославянский текст живого языка справщиков; некритическое копирование из предыдущих изданий определенных текстов вследствие их авторитетности и употребительности; лексикализация фонетических явлений.

Статья посвящена семантико-прагматическим параметрам артикуляции одиночества (как элемента оппозиции «одиночество–неодиночество (единство)») и связанных с ним представлений и чувств в различных видах и жанрах белорусского фольклора. В статье показано, что фольклорные тексты, описывающие межличностное, социокультурное и метафизическое измерения одиночества, различаются жанрово, тематически, по набору сюжетов и масштабу репрезентируемых событий – от повседневных происшествий и серьезных семейных несчастий, предписанных традицией ритуалов перехода, изменяющих социальный статус человека, до чрезвычайных ситуаций локального характера и даже катаклизмов вселенского масштаба. Все они, окрашивая возможные свидетельства об опыте одиночества в особые тона и моделируя его как неестественное состояние человека, вызванное обстоятельствами, не зависящими от его воли (предначертанность судьбой), в той либо иной мере служат не только интерпретационной призмой, но и «моральным регулятором», способом объективации ценностного отношения, кодификации, предъявления и аргументации морально-этических норм, значимых для стабильности сельского (в своей основе патриархального) сообщества и его культуры. В этом видится основной функционально-прагматический модус рассмотренных текстов.

Статья посвящена автобиографической прозе крупнейшего польского литературоведа Михала Гловиньского, одного из представителей «поздних свидетельств» о Холокосте (1998–2016). Впервые об опыте жизни в варшавском гетто и на «арийской стороне» Гловиньский решился рассказать лишь спустя полвека молчания (1998). Рассматриваются причины, препятствовавшие необходимой для преодоления травмы систематической, последовательной ее вербализации в период ПНР (отсутствие безопасной среды), анализируются особенности повествования Гловиньского и их художественно-психологические предпосылки и задачи (в том числе характерные отличия текстов, знаменующих разные стадии работы над травмой). Исследуются фрагментарность наррации и ее связь со спецификой травмированной детской памяти, отделенной от момента артикуляции временной дистанцией. Кроме того, мозаичность повествования оказывается свидетельством ограниченной выразимости Холокоста и нарушенной им преемственности. Подчеркивается аутопсихотерапевтическая значимость реконструкции не только фактов, но и эмоций. Анализируются задачи введения метатекста как инструмента диалога с собой-ребенком, объединения биографии, обретения власти над ее смыслами. Автобиографическое повествование Гловиньского – реконструирующее и концептуализирующее события прошлого – направлено в конечном счете на интегрирование фрагментов текста жизни в единый текст судьбы. Проработка травмы при помощи автобиографического повествования позволяет также (терапевтически) трансформировать смысл трагедии. 

В статье рассматривается реализация мотива дома в современной боснийской литературе беженцев, т.е. в произведениях, написанных беженцами или о них. Материалом для исследования стали сборники рассказов «Дневник переселения» Дж. Карахасана, «Сараевское Мальборо» М. Ерговича и романы «Три одиночества, или Место незавершенных дел» В. Капор и «Поймать зайца» Л. Басташич. Для Карахасана и Ерговича дом становится пространством разрушающимся – буквально и метафорически, для Капор – это пространство памяти, символ давно утраченного, но необходимого для целостности личности. В романе Басташич утраченный дом отнюдь не идеализуется, он резко противопоставлен цивилизованному home. В осажденной литературе дом теряет свою защитную функцию, поскольку, понимаемый как конкретное здание или же как город в осаде, сам становится источником опасности. Дом перестает быть местом действия, убежищем, он переносится в пространство памяти, становится призрачным, иллюзорным и недостижимым. Большинство персонажей литературы беженцев (безуспешно) стремится (вос)создать дом или же вернуть утраченный. Травма утраты дома в большинстве произведений оказывается непреодолимой (кроме романа «Три одиночества…»).

В статье рассматриваются некоторые аспекты интимной жизни русских солдат и офицеров в оккупированной Галиции во время Первой мировой войны – сюжета, который пока не удостоился специального изучения. Основу исследования составили, в первую очередь, многочисленные мемуары, дневники и письма – как самих военных, так и галицийских очевидцев оккупации. Показано, что, вопреки риторике ряда мемуаристов и историков, половые связи между местными жительницами и военными во многих случаях были добровольными. Отмечено, что по мере отдаления от городов линии фронта в них распространялась проституция и, как следствие, венерические заболевания. Особенно значительные масштабы эти явления приобрели во Львове – крупнейшем городе Галиции. Специфической чертой Львова на фоне тыловых городов России было то, что многие проститутки мимикрировали под женщин из обеспеченных слоев, чем вводили в заблуждение русских военных.

Статья посвящена актуальным венгерским исследованиям по исторической социопрагматике, развивающимся в русле традиции, выработанной на западноевропейском, прежде всего, англоязычном материале. В работе терминологически разграничиваются понятия «прагматика», «социопрагматика» и «историческая (социо)прагматика», а также прослеживается, каким образом в венгерской науке в последние десятилетия произошел переход от традиционного подхода к функционально-прагматическому, в рамках которого больше внимания уделяется контексту. Специфика венгерских исследований обуславливается материалом: так, на базе врачебных рецептов, лечебников, письмовников изучаются исторический синтаксис и грамматикализация дискурсивных маркеров, а на основе частных писем дворян и протоколов процессов над ведьмами, иллюстрирующих речь разных слоев населения, исследуются социопрагматические аспекты, в частности, категория вежливости и формы обращения в ее рамках, т.е. показывается, как на выбор той или иной формы влияет личный, социальный и культурный контекст, а также какие именно формы обращения считаются вежливыми в конкретную эпоху. В целом, традиция изучения исторической социопрагматики в Венгрии сравнительно молода, но перспективна с учетом публикации большого корпуса исторических текстов и параллельного роста числа исследований в других европейских странах. 

--