Personalized treatment options of refractory and relapsed medulloblastoma in children: literature review

Cover Page

Cite item

Full Text

Abstract

Medulloblastoma (MB) is the most common malignant tumor of the central nervous system in pediatric patients. Despite the complex anticancer therapy approach, refractory and relapsing forms of the disease remain fatal in most cases and account for approximately 30%. To date, repeated surgery, radiation, and chemotherapy can be used as life-prolonging treatment options; nevertheless, it should be emphasized that there are no standardized approaches based on existing data of molecular variants of MB. It is obvious that only a deep understanding of the biological mechanisms in association with clinical aspects in refractory and relapsing forms of MB would make it possible to personalize second- and subsequent-line therapy in order to achieve maximum efficiency and minimize early and long-term toxicity. The article presents the current understanding of prognostic factors in relapsed/refractory forms of MB, methods of modern diagnostics, as well as existing and perspective treatment options based on the biological and clinical aspects of the disease.

Full Text

Введение: основы молекулярно-генетической стратификации МБ

Медуллобластома (МБ) является наиболее частой злокачественной опухолью центральной нервной системы (ЦНС) у детей с преимущественной локализацией в мозжечке и задней черепной ямке, составляя 20–30% всех злокачественных новообразований ЦНС [1]. Пик заболеваемости МБ приходится на 5–7 лет, у 80% детей диагностируется до 15 лет, однако нередко она встречается и у молодых взрослых [2, 3]. В большинстве случаев МБ носит спорадический характер, но также отмечены ассоциации с наследственными синдромами [4, 5], герминальными и соматическими мутациями в генах, играющих роль в различных этапах клеточной трансформации [6]. Важно отметить, что некоторые из них могут иметь прогностическое значение в отношении агрессивности течения заболевания и чувствительности к противоопухолевому лечению (ПЛ), а также являться мишенями для проведения таргетной терапии (ТТ) [5].

Герминальные мутации при МБ могут встречаться в генах SUHU, PTCH1, ELP1 (синдром Горлина), TP53 (синдром Ли–Фраумени), APC (семейный аденоматозный полипоз), CREBBP (синдром Рубинштейна–Тейби), NBS1 (синдром Неймегена), PALB2, GPR161, BRCA2 и др. При этом они могут быть диагностированы как во время проведения инициальной терапии, так и в рецидиве, но определенно требуют индивидуализации ПЛ с учетом особенностей течения заболевания у данной когорты больных [7].

Комплексные геномные и метиломные исследования за последние 15 лет показали, что МБ представляет собой не единую нозологию, а, скорее, гетерогенную группу заболеваний с уникальными молекулярными, клиническими и прогностическими характеристиками [8, 9]. В связи с этим современная классификация Всемирной организации здравоохранения опухолей ЦНС от 2021 г. на основании морфологических, иммуногистохимических и молекулярно-генетических данных выделяет 4 подтипа МБ (табл. 1): WNT (МБWNT), SHH (МБSHH), группа 3 (МБ Группа3) и группа 4 (МБ Группа4) [8].

 

Таблица 1. Молекулярные подгруппы медуллобластомы (МБ) с уникальными клиническими, генетическими и прогностическими характеристиками

Table 1. Molecular subgroups of medulloblastoma (MB) with unique clinical, genetic, and prognostic characteristics

Параметр

WNT

SHH

Группа 3

Группа 4

Частота, %

10

30

25

35

Возраст

Дети

Ранний возраст, взрослые

Ранний возраст

Дети

Распределение по полу, м:д

1:1

1:1

2:1

2,5:1

Локализация

CP/CPA*

Полушария мозжечка

Срединная локализация

Срединная локализация

Метастазы на момент диагностики, %

5–10

15–20

40–50

35–40

Генетические альтерации

CTNNB1, DDX3X,

SMARCA4, TP53

PTCH1, SMO, SUFU,

TP53, GLI2, MYCN

GLI1, GFL1B, MYC,

OTX2, SMARCA4

KDM6A, SNCAIP,

CDK6, MYCN

Цитогенетические аберрации

Моносомия 6

3q gain, 9q, 10q,

17p loss

I17q, 1q7, 18 gain,

10q, 11, 17p loss

I17q, 7q, 18q gain,

8p, 11p, X loss

Потенциальные возможности ТТ

Деэскалация терапии,

ингибиторы белка аксина, PARPi**

SMOi, GLI1/2i,

PI3Ki, PLKi

BETi, CDKi, HDACi,

PI3Ki, MTORi, WEE1i

CDKi, MYCNi, HDACi

Примечание. *CP/CPA – мозжечок-мост/мостомозжечковый угол, **i – ингибиторы, м – мальчики, д – девочки.

 

МБWNT является самой редкой подгруппой, которая обычно ассоциирована с соматическими мутациями в гене CTNNB1, почти никогда не проявляется метастатической формой заболевания и имеет наиболее благоприятное течение [9]. МБSHH характеризуется гиперактивацией сигнального пути SHH вследствие возникновения герминальных/соматических мутаций или амплификации компонентов пути SHH, имея заметно вариабельный прогноз. Следует отметить, что более 1/4 больных с опухолями SHH имеют лежащую в основе герминальную мутацию TP53 или BRCA, что должно являться показанием к генетическому консультированию всех пациентов [9]. При этом мутации в гене TP53 у пациентов МБSHH имеют высокую отрицательную прогностическую значимость [10, 11]. МБГруппа3 насчитывает около 25% всех случаев, встречается преимущественно у младенцев, детей раннего возраста и имеет наихудший прогноз. Характерными генетическими альтерациями в этой группе являются амплификация протоонкогена MYC и образование изохромосомы 17q, которая, являясь одним из основных событий в патогенезе МБ, ассоциирована с плохим прогнозом, а потеря гетерозиготности 17q коррелирует с плохим ответом на ПЛ. МБГруппа4 – наиболее распространенный подтип, который в большинстве случаев дебютирует метастатической стадией, характеризуясь промежуточным прогнозом для жизни. Следует отметить свойственную МБГруппа4 гетерогенность и малое число идентифицированных молекулярно-генетических аномалий, лежащих в основе заболевания. Нередко встречается изохромосома 17q, но в данном случае не наблюдается корреляции с неблагоприятным прогнозом [9].

В табл. 1 представлена многофакторная стратификация МБ по молекулярным подгруппам в соответствии с классификацией Всемирной организации здравоохранения опухолей ЦНС от 2021 г. [2].

Исторически МБ стратифицировались на «промежуточный» и «высокий» риски с учетом возраста пациента, наличия метастазов на момент диагностики, объема остаточной опухоли после резекции. Однако выделение подгрупп МБ и их соответствующее независимое влияние на прогноз заболевания способствовали созданию новой риск-стратифицирующей схемы (табл. 2) [9].

 

Таблица 2. Стратификация МБ на группы риска [9]

Table 2. Stratification of MB into risk groups [9]

Группа риска (выживаемость), %

WNT

SHH

Группа 3

Группа 4

Низкий риск,

>90

Все*

Утрата Ch11*** и не метастатическая

Стандартный

риск, 75–90

Не метастатическая (TP53 дикий тип) – MYCN без амплиф

Не метастатическая – MYCN без амплиф

Не метастатическая без утраты Ch11

Высокий риск,

50–75

Метастатическая (TP53 дикий тип) – MYCN амплиф

Метастатическая

Очень высокий

риск, <50

Мутация TP53

Метастатическая –MYCN амплиф**

*Метастатические опухоли МБWNT встречаются редко, статус естественного течения заболевания не известен,

**неметастатические МБ с амплификацией MYC, вероятно, имеют очень высокую группу риска и часто рецидивируют метастатической формой заболевания, прогноз не ясен,

***Ch11 – хромосома 11

За короткий период времени дальнейшее выявление ассоциаций между клиническими данными (возраст, гистологический тип опухоли, наличие метастазов, выживаемость) и соответствующими генетическими аберрациями, различиями в профилях метилирования ДНК позволило выделить дополнительные подтипы МБ, что представлено в нескольких работах [10, 12, 13]. В табл. 3 в качестве примера приведены результаты анализа F. Cavalli и соавт. (2017 г.), в котором исследовано 763 образца ДНК и РНК МБ путем геномного метилирования и изучения профиля экспрессии генов [10].

 

Таблица 3. Стратификация подгрупп МБ на подтипы на основании геномного метилирования и профиля экспрессии генов [10]

Table 3. Stratification of MB subgroups into subtypes based on genomic methylation and gene expression profile [10]

Подгруппа

МБ/частота,%

Подтип

МБ

Частота,

%

Возраст (лет),

гистология

Ключевые генетические

события

МТС,

%

ОВ,

%

WNT/9

WNT α

70

>3–10, >10–17

Моносомия 6

8,6

97

WNT ß

30

>10–17, >17

21,4

100

SHH/29

SHH α

29

>10–17, >17; LCA; DMB

9q –, 10q –, 17p – TP 53 мутации

MYCN/GLI2/YAP1 амплификации

20

69,8

SHH ß

16

0–3; DMB

Потеря PTEN

33

67,3

SHH Υ

21

0–3; MBEN; DMB

Сбалансированный геном

8,9

88

SHH ∂

34

>17; DMB

Мутации TERT promoter,

10q22–; 11q23,3–

9,4

88,5

Группа 3/19

Группа 3 α

47

0–3; >3–10

7+, 8–, 10–, 11–, i17q

43,4

66,2

Группа 3 ß

25

>3–10; >10–17

Активация GFI1/1B; увеличение

OTX2; потеря DDX31

20

55,8

Группа 3 Υ

28

0–3; >3–10

8+; i17q; MYC амплификации

39,4

41,9

Группа 4/43

Группа 4 α

30

>3–10; 10–17

7q+, 8p-, i17q CDK6,

MYCN амплификация

40

66,8

Группа 4 ß

33

>3–10; 10–17

i17q; SNCAIP дупликация

40,7

75,4

Группа 4 Υ

37

>3–10; 10–17

7q+, 8p-, i17q (реже);

CDK6 амплификация

38,7

82,5

Примечание. MBEN – МБ с экстенсивной нодулярностью, LCA – анапластическая МБ, DMB – десмопластическая МБ, МТС – метастазы.

 

Однако вследствие отличий пациентов в исследуемых когортах и разных аналитических методов оценки подтипов МБ получаемые результаты являлись противоречивыми [10, 12, 13]. Основные различия касались преимущественно МБГруппа3 и МБГруппа4 [10, 12–14]. С целью согласования указанных подтипов МБ в исследовании T. Sharma и соавт. (2019 г.) выполнен анализ 1501 образца МБГруппа3 и МБГруппа4 с учетом данных ДНК-метилирования и 852 случаев с соответствующими данными транскриптома. Идентифицировано VIII подгрупп МБ, из которых I, V и VII (VII-A, VII-B) имели смешанные черты МБГруппа3 и МБГруппа4, что указывало на их общие биологические особенности [14].

На сегодняшний день очевидно, что для определения подклассов МБ и объяснения их различий необходимо получение транскриптомных и метиломных паттернов ДНК. Кроме того, важное значение в стратификации отведено специфическим цитогенетическим альтерациям, последние из которых не имеют самостоятельного значения. Подтверждений в поддержку дополнительных подгрупп, кроме 8 идентифицированных на основании изучения более 1500 опухолей и доступных в настоящее время геномных данных, не найдено. В табл. 4 представлены основные характеристики выделенных подгрупп МБГруппа3 и МБГруппа4 на основании молекулярно-генетического анализа II поколения [14].

 

Таблица 4. Стратификация II поколения МБГруппа3 и МБГруппа4 на подтипы [14]

Table 4. Stratification of II generation MBGroup3 and MBGroup4 into subtypes [14]

Параметр оценки

I

II

III

IV

V

VI

VII

VIII

Демографические данные

Частота, %

4

13

9

10

8

9

22

25

Возрастные особенности

<3

3–16

3–16

<33–16

3–16

3–16

3–16

3–16

Соотношение м:д

3:2

4:1

4:1

3:2

3:1

3:2

3:2

3:1

Гистологический вариант

CMB>DMB >LCA

CMB>LCA >DMB

CMB>LCA

CMB>DMB=LCA

CMB>DMB=LCA

CMB>LCA>DMB

CMB>DMB>LCA

CMB>DMB>LCA

Метастатическая стадия, %

35

57

56

58

62

45

45

50

Общая выживаемость – 5 лет,%

Стандартный риск, 77

Высокий риск, 43–50

Высокий риск, 43–50

Стандартный риск, 80

Высокий риск, 43–50

Стандартный риск, 81

Стандартный риск, 85

35, поздние рецидивы

Молекулярные особенности

Драйверные события

GFI1/GFI1B активация OTX2 амлификация

MYC амплификация GFI1/GFI1B

активация KBTBD4, SMARCA4, CTDNEP1, KMT2D мутации

MYC/MYCN амплификация

Нет

MYCN амплификация

PRDM6

активация

MYCN

амплификация

KBTBD4 мутация

PRDM6 активация

KDM6A, ZMYM3, KMT2C мутации

Цитогенетические поломки

Амплификация

1q+

1q+; 5+6+8+; i17q

7+, i17q

7+; 14q+;

i17q

7+; 12+;

i17q; 18+

7+; 12+;

i17q; 18+

7+; i17q;

18+

4+; 7+;

i17q

Потеря

10q-; 16q-

8; 10q-;

11-;16q-

3-; 8-; 10-;

11-; 16q-

8-; 11-;

16q-

3-; 8-; 11-

3-; 8-

8-

Примечание. CMB – классическая МБ, DMB – десмопластическая нодулярная МБ, LCA – крупноклеточная анапластическая МБ.

 

Следует отметить, что точная верификация подгруппы МБ в период инициальной постановки диагноза помимо выбора объема 1-й линии терапии будет способствовать определению прогноза заболевания, тактике мониторинга и подходов к лечению рецидива в случае его развития. В качестве примера можно привести идентифицированный феномен позднего рецидива заболевания у пациентов с подгруппой МБVIII, что инициально определяет необходимость продолжительного наблюдения после завершения терапии с целью своевременного его выявления и проведения дифференциального диагноза со вторичными опухолями [14].

Стандартное ПЛ 1-й линии МБ включает максимально допустимую резекцию опухоли, краниоспинальное облучение (КСО) у детей, достигших разрешенного возраста, и многокомпонентную химиотерапию (ХТ). Следует отметить, что на сегодняшний день выделение подгрупп МБ снижает прогностическую значимость объема хирургического вмешательства [9, 15]. Несмотря на то что расширенные резекции остаются стандартом оказания помощи, удаление небольших резидуальных очагов не рекомендовано, что обусловлено высокими рисками неврологических осложнений и отсутствием преимуществ тотального удаления опухоли перед частичным [15].

Комбинированная ХТ включает альтернирующие режимы «циклофосфамид/винкристин», «карбоплатин/этопозид», «высокодозный метотрексат» в сочетании с интратекальным/интравентрикулярным введением цитостатиков. У пациентов младшего возраста с химиочувствительными опухолями определены показания к интенсификации лечения с применением высокодозной химиотерапии (ВДХТ) с поддержкой аутологичными стволовыми клетками [16]. Кроме того, наличие неблагоприятных мутаций в генах TP53 и MYCN у пациентов с МБ требует использования новых интенсивных терапевтических опций уже в 1-й линии терапии [10, 11].

Факторами, определяющими объем лучевой терапии (ЛТ), являются стадия заболевания, ответ на проведенную ХТ, возраст пациента. При ЛТ используется КСО с бустами на ложе опухоли и очагах метастатического поражения. Однако высокий риск развития острых и отсроченных нежелательных явлений после ее проведения обусловливает необходимость редукции интенсивности облучения, использования методов сниженной токсичности (протонная ЛТ), а в ряде случаев – отказ от ее применения у детей раннего возраста и в группах благоприятного прогноза [17].

Однако даже в случаях использования комплексного ПЛ в качестве 1-й линии у 1/3 пациентов с МБ будет отмечаться прогрессирование или рецидив заболевания с высоким уровнем атрибутивной летальности, достигающей, согласно различным источникам, 59–90% [1, 18–21]. Следует отметить, что период рецидивов МБ может значимо варьировать, в том числе прогрессирование возможно и через 5 лет после завершения лечения [1, 22, 23]. При этом определенную долю подозрительных на рецидив МБ опухолей в результате гистологической и молекулярно-генетической верификации составят вторичные, радиоиндуцированные глиомы высокой степени злокачественности с принципиально другой биологией заболевания [7], которые внесут большой вклад в летальность, составляющую до 12% случаев [1, 22].

Особенности рецидивов МБ у детей

Рецидив МБ после 1-й линии терапии, вероятно, обусловлен формированием лекарственно-резистентных клонов опухоли, что определяет неудовлетворительный ответ на противорецидивное лечение и крайне неблагоприятный прогноз по результатам многих исследовательских групп [1, 18–21]. Следует отметить, что в настоящее время наблюдается различие в течении рецидивов МБ, наиболее вероятной причиной чего является ассоциация с молекулярно-генетическими особенностями опухоли [18]. Несмотря на то что взаимосвязь между молекулярными классами МБ и клиническими характеристиками рецидивов и рефрактерных форм изучена не в полной мере, именно совокупность указанных данных должна определять прогнозирование рисков и выбор тактики 2-й и последующих линий ПЛ, но с учетом оценки вероятности отдаленных осложнений терапии [18, 20]. На сегодняшний день продолжено изучение биологии МБ в рецидиве по сравнению с первичной опухолью, ее возможной эволюции и новых драйверных событий [7]. Выявление рецидив-специфичных повреждений хроматина подтверждает роль эпигенетической дизрегуляции как потенциального механизма опухолевой резистентности [20], однако степень влияния дополнительных молекулярных альтераций в неизвестных генах, некодирующих регионах или редких субклонах на выбор ТТ должна быть дополнительно оценена [20].

Следует отметить, что клиническая картина в рецидиве заболевания будет отличаться от первичной, когда основными являются нарастание общемозговой симптоматики и симптомы, ассоциированные с локальным ростом опухоли (например, атаксии) [7]. Бессимптомные рецидивы заболевания обычно являются случайной находкой при проведении плановой визуализации в периоды динамического наблюдения [7, 24]. В то же время у многих больных может иметь место неврологический дефицит, обусловленный очаговым поражением ЦНС, при этом симптоматика будет варьировать в зависимости от локализации и размеров очагов, степени лептоменингеального поражения [7]. Рецидивы МБ с отдаленным экстраневральным метастазированием являются редкими и чаще наблюдаются у взрослых пациентов, при этом лидирующей локализацией будут кости и/или костный мозг с клиническими симптомами в виде болей в костях и цитопении [25].

Основным методом диагностики рецидива МБ остается радиологическая оценка с применением магнитно-резонансной томографии (МРТ) с обязательным исследованием всех структур ЦНС. При подозрении на экстраневральное метастазирование на основании клинических симптомов показана визуализация с применением в качестве скрининговой опции МРТ всего тела [7]. Необходимость использования позитронно-эмиссионной томографии с 18F-фтордезоксиглюкозой (ПЭТ/КТ с 18F-ФДГ) определяется индивидуально, но может иметь диагностическую ценность при поражении костей и костного мозга [7, 26].

Фотонное и протонное облучения могут приводить к отеку или накоплению контраста облученными зонами, что будет способствовать возникновению трудностей в дифференциации истинной прогрессии заболевания, псевдопрогрессии и недостаточного ответа на проводимое ПЛ. При этом в настоящее время отсутствуют режимы МРТ, позволяющие со 100% специфичностью дифференцировать указанные изменения, что обусловливает необходимость сочетания нескольких характеристик опухоли при инициальной диагностике и последующем наблюдении [27].

Лептоменингеальное поражение диагностируется у 50–80% пациентов [18, 24], а в качестве диагностических методов рекомендовано сочетание цитологического исследования ликвора (не ранее чем через 15 дней после операции) и МРТ (перед началом адъювантной терапии) [28]. При наличии резервуара Оммайя для повышения точности диагностики рекомендовано дополнительное исследование ликвора, при этом объем материала должен составлять не менее 2,5 мл у детей до 5 лет, чуть большие объемы – у детей старшего возраста и взрослых [28]. Цитологическое исследование ликвора является рекомендуемым методом для стадирования и оценки ответа при рецидиве МБ, однако всегда следует учитывать наличие противопоказаний и риски осложнений, ассоциированные с манипуляцией [28, 29].

Жидкостная биопсия, в основе которой лежит идентификация опухолеспецифичных событий в биологических жидкостях (кровь, моча, ликвор), может стать потенциально эффективным методом для ранней диагностики, мониторинга ответа и определения минимальной остаточной болезни, а также исключения прогрессирования/рецидива заболевания. Тем не менее в настоящее время необходима идентификация конкретных молекулярных мишеней для МБ с оптимизацией методов их выявления [7, 30].

Комбинация методов диагностики для верификации диагноза МБ является строго обязательной как на этапе первичного обследования, так и во время рецидива заболевания [7]. Следует помнить о рисках наличия герминальных мутаций, которые наиболее часто регистрируют у пациентов с МБSHH, что требует генетического консультирования до принятия решения о тактике лечения, особенно в отношении применения ЛТ [31].

В исследованиях, посвященных изучению характеристик рецидивов МБ (сроки развития, радиологические особенности, исходы), продемонстрировано, что доминирующим гистологическим вариантом обычно является классическая МБ (70–81,7%), преобладают МБГруппа3 и МБГруппа4 [18–20, 32], а также отмечена высокая частота метастатических стадий в целом (32–89,3%) [18, 19]. Согласно проведенным исследованиям, у пациентов группы МБSHH чаще наблюдают локально-нодулярные рецидивы по сравнению с МБГруппа3 и МБГруппа4, в которых выявлена тенденция к диссеминированному метастатическому поражению [18, 32].

Следует отметить, что пациенты с МБГруппа4 обычно демонстрируют индолентное течение заболевания (медленную биологическую прогрессию), что выражается в увеличении периода до развития рецидива после 1-й линии терапии или времени до летального исхода [7, 18, 20, 33]. В связи с этим авторы акцентируют внимание на необходимости более длительного наблюдения после завершения лечения сроком до 10 лет [18, 20, 32]. Проведение ЛТ в 1-й активной фазе заболевания увеличивало время до развития рецидива, в то время как у не получавших КСО опухоли рецидивировали в короткие сроки (в пределах 18 мес) после завершения терапии [18, 32].

К факторам риска раннего рецидива заболевания отнесены амплификация MYC и МБГруппа3, при этом последнюю характеризует стремительное течение с короткими сроками летальности после его развития [7, 18, 20]. Неблагоприятный прогноз для общей выживаемости (ОВ) отмечен в отношении крупноклеточного анапластического варианта МБ [18], амплификации MYC [18], МБГруппа3 [7, 18–20], раннего рецидива заболевания (<18 мес от инициальной верификации диагноза) [18]. В то же время рецидив МБSHH, десмопластической/нодулярной МБ, а также изолированное поражение задней черепной ямки или нодулярные единичные множественные очаги имеют более благоприятный прогноз [7, 18, 24]. В исследованиях других авторов не отмечено строгих ассоциаций выживаемости в рецидиве с возрастом, MYC статусом, метастатической стадией [1, 32, 34], что может быть связано и с малочисленными когортами, невозможностью полноценной оценки молекулярно-генетических особенностей заболевания [32]. По совокупности данных риски летальности в зависимости от подгруппы МБ распределяются следующим образом: МБГруппа3 > МБГруппа4 > МБSHH > МБWNT [18, 32].

Использование относительно новой стратификации II поколения на молекулярно-генетические подгруппы МБ на основании дополнительных генетических и клинических особенностей (МБSHH [α, ß, Υ, ∂]), а также МБГруппа3 и МБГруппа4 (I–VIII) [10, 12, 35, 36] на сегодняшний день не определило более четких закономерностей в отношении течения и прогнозов для рецидивов МБ [18, 20].

Возможности ПЛ при рецидивах/рефрактерных формах МБ у детей

Следует указать на отсутствие стандартизированных подходов к терапии 2-й и последующих линий по сравнению с достигнутым консенсусом в отношении используемых программ лечения заболевания в 1-й активной фазе, что предполагает выбор тактики на основании решения врачей-специалистов конкретной клиники, а также с учетом предпочтений родителей пациента. Большая часть исследований в отношении лечения рецидивов и рефрактерных форм МБ ограничивается небольшими по численности когортами больных [19, 20, 37, 38]. Существующие куративные опции включают повторные операции и ЛТ, стандартные режимы ХТ и ВДХТ, комбинированную метрономную химиотерапию (МХТ) в сочетании с ингибиторами ангиогенеза [9, 21, 39]. Продолжительные ремиссии в рецидиве заболевания удается достичь у пациентов младшего возраста (<3–5 лет) и получающих отсроченное КСО в качестве терапии спасения [18, 23], тогда как у детей старшего возраста (>3–5 лет), несмотря на использование различных опций противорецидивного лечения, результаты остаются неудовлетворительными. Как правило, отдаленная выживаемость не превышает 5% [18, 19, 24, 39]. Соответственно, особенно актуальными остаются вопросы продолжения паллиативной терапии с целью поддержания хорошего качества жизни пациентов [19]. Самое крупное многоцентровое исследование по оценке результатов терапии рецидивов МБ у детей выполнено R. Hill и соавт. (2020 г.) с включением 247 пациентов [18].

Хирургические опции лечения рецидивов МБ

Учитывая высокую частоту метастатического поражения при рецидиве МБ с вовлечением задней черепной ямки или без него, лимитированные показания к хирургическому вмешательству и малочисленные когорты пациентов не позволяют в полной мере оценить роль данного метода в увеличении выживаемости [18, 20, 24]. Тем не менее в ряде исследований удаление опухоли (тотальная/субтотальная резекция) является благоприятным фактором для увеличения ОВ и безрецидивной выживаемости по сравнению с пациентами, которым операция не проводилась или выполнялась только в объеме биопсии [18, 19, 24]. Так, R. Hill и соавт. (2020 г.) показали улучшение ОВ у пациентов после резекции (отношение рисков – ОР 0,5; p=0,0026) [18]. В исследовании C. Gaab и соавт. (2022 г.) также продемонстрированы преимущества хирургического лечения, но стоит отметить меньшую статистическую значимость для ОВ (ОР 0,6; p=0,07) и безрецидивной выживаемости (ОР 0,56; p=0,04) [19]. Сопоставимые результаты получены M. Sabel и соавт. (2016 г.) [24].

Достоверная разница между тотальным, субтотальным и частичным удалением опухоли не выявлена, что, вероятно, может быть обусловлено высокой частотой метастатических форм заболевания (~90%) и малой численностью исследуемых когорт [19]. Целью оперативного вмешательства является получение ткани опухоли МБ с последующим проведением гистологического и молекулярно-генетического исследований, что реализуются в нескольких аспектах:

  • определение молекулярной подгруппы, которая может измениться в рецидиве заболевания, что подтверждает субклональную эволюцию и появление новых генетических альтераций;
  • определение возможностей молекулярно направленной терапии, например в случаях выявления аберраций в генах TP53, SMO, PTCH, MYC/MYCN;
  • исключение опухолей другого генеза (например, радиоиндуцированных глиом высокой степени злокачественности) или диагностика радионекроза;
  • в качестве паллиативной опции для улучшения качества жизни [7, 19, 20].

Следует подчеркнуть, что большая часть исследований подтверждает относительную стабильность между гистологическими вариантами и молекулярно-генетическими подтипами МБ как в 1-й фазе заболевания и в период рецидива, так и в первичной опухоли и метастатических очагах [10, 20, 33, 40–43]. Однако в исследовании R. Kumar и соавт. (2021 г.) продемонстрирован редкий феномен переключения групповой принадлежности опухоли: с МБГруппа4 в дебюте на МБГруппа3 в рецидиве, что подтверждает возможную опухолевую пластичность между указанными группами, требующую проведения дополнительных исследований с целью валидации полученных данных [20]. A. Morrisey и соавт. (2016 г.) в своем исследовании подчеркивают, что для достоверного определения групповой принадлежности МБ достаточно проведения одной биопсии по сравнению с другими опухолями (например, глиобластомы). При этом диагностируемые соматические мутации, затрагивающие гены с потенциальной возможностью ТТ, демонстрируют высокий уровень пространственной гетерогенности, редко являются клональными для всей опухоли, что ставит под сомнение эффективность опций ТТ в монорежимах в отношении какой-то определенной мишени [41].

Суммируя изложенное, следует отметить, что хирургический метод должен использоваться для удаления изолированных нодулярных очагов поражения в качестве опции, способствующей увеличению выживаемости, для проведения биопсии с целью углубленной диагностики МБ и в случаях нарастающей неврологической симптоматики с паллиативной целью [7].

Возможности ЛТ при рецидивах МБ

Метод ЛТ в рецидиве заболевания показал значимые преимущества в выживаемости у пациентов, не получавших облучение в 1-й линии терапии вне зависимости от подгруппы МБ с возможностью его применения в качестве единственной терапевтической опции [10, 18, 19, 23]. Отношение к повторному облучению неоднозначно, тем не менее показана его эффективность у пациентов с остаточной опухолью, у которых хирургическое вмешательство выполнялось только в объеме биопсии или частичного удаления [19]. При этом у детей раннего возраста целесообразно максимально откладывать проведение ЛТ с целью снижения рисков отдаленных осложнений [10].

Отдаленное метастазирование МБ после инициально проведенного КСО дифференцируют на нодулярное, более характерное для МБSHH, и диффузное, в большинстве случаев регистрируемое при МБГруппа3 и МБГруппа4. При этом нодулярное поражение характеризуется увеличением выживаемости в двух последних группах [18]. В таких случаях может быть оправдано использование локальных терапевтических опций (повторная резекция, локальное облучение) [18, 32].

Сравнение эффективности локального облучения и КСО в проводимых исследованиях показывает неоднозначные результаты [18–20, 23]. Авторы демонстрируют, что отсроченное проведение КСО в качестве терапии спасения может быть эффективно в послеоперационном периоде, хотя и акцентируют внимание на высоких рисках неврологического дефицита и других тяжелых последствий [23, 44]. Следует учитывать и риски развития радиоидуцированных вторичных опухолей, требующих учета суммарных доз ЛТ, зон облучения и редукции экспозиции ЛТ на зону ствола мозга, по причине повышения частоты случаев диффузной глиомы ствола [1, 45]. Рекомендовано использовать существующие руководства по прогнозированию радиоиндуцированных поздних эффектов на ЦНС у детей [46].

При выборе метода ЛТ необходимо руководствоваться персонализированным подходом, в частности учитывать локализацию, размеры опухоли, объем предшествующей терапии, инициальную дозу ЛТ, интервал от предшествующего лечения, неврологический и соматический статус пациента с рассмотрением в качестве возможных опций стереотаксической, протонной ЛТ, радиохирургии [37, 47–49]. Допустимым интервалом между 1 и 2-м курсами ЛТ является 6 мес [50].

Принимая во внимание неоднородность исследуемых когорт, их малую численность, отсутствие данных о молекулярно-генетических подгруппах у всех пациентов, необходимо провести дополнительные исследования по определению прогностической роли повторного облучения в терапии рецидивов и рефрактерных форм МБ, а также ассоциированной токсичности метода [51]. В настоящее время ЛТ может применяться в качестве терапевтической опции, но с учетом индивидуальных показаний, факторов прогноза, пожеланий семьи [7].

ХТ при рецидивах МБ

ХТ при рецидиве МБ в качестве монотерапии или в комбинации с методами локального контроля должна быть направлена на увеличение выживаемости пациентов, но с минимизацией возможных рисков ассоциированной токсичности. Определяющими факторами для выбора определенного режима являются индивидуальные особенности течения заболевания, предшествующие опции терапии и ее осложнения, сопутствующие заболевания, мнения врачей-специалистов и предпочтения родителей пациента [7, 19].

Современные исследования, посвященные сравнительной оценке эффективности различных режимов ХТ в комбинации с локальными методами контроля (резекция, ЛТ), ВДХТ и поддерживающей комбинированной ХТ, крайне малочисленны. В опубликованных результатах протокола HIT-Rez 2005 продемонстрированы преимущества режима «карбоплатин/этопозид» в сравнении с монотерапией темозоломидом [19, 52] и с другими менее интенсивными режимами, такими как «темозоломид/топотекан» [53] или «темозоломид/иринотекан/бевацизумаб» [21, 54, 55]. Следует отметить преимущества перорального темозоломида как одной из возможных куративных опций, такие как хорошая пенетрантность в ЦНС, управляемая токсичность и вариабельная эффективность (16–47%), что зачастую определяет выбор клиницистов в пользу его применения в качестве моно- и комбинированной терапии при рецидиве МБ [21, 52, 54, 55]. В исследовании A. Levy и соавт. (2021 г.) показаны преимущества включения бевацизумаба в режимы ХТ со значимым снижением риска летальности без повышения токсичности терапии при рецидиве МБ, что может являться приемлемой опцией даже у пациентов с выраженной предлеченностью [21]. Использование бевацизумаба основано на доклинических данных, демонстрирующих экспрессию сосудистого эндотелиального ростового фактора VEGF и рецепторов VEGF в МБ [21, 56]. Однако ассоциированная токсичность бевацизумаба, проявляющаяся в артериальной гипертензии, слабости, носовых кровотечениях, протеинурии, может являться причиной стоп-терапии, что требует пристального мониторинга при его применении [57].

Проводимые исследования подтверждают эффективность МХТ у пациентов с рефрактерными и рецидивирующими опухолями ЦНС с удовлетворительным профилем токсичности, что позволяет достигать контроля над заболеванием в 30–50% случаев, при этом наибольшая эффективность отмечается при их использовании в отношении минимальной остаточной болезни [7, 19, 21, 39, 58–60]. К преимуществам метода относят отсутствие возрастных ограничений, управляемую токсичность, возможность амбулаторного назначения и экономическую эффективность. Хотя в настоящее время назначение МХТ является эмпирическим, продолжаются клинические исследования, направленные на поиск предикторов выбора конкретной схемы терапии.

Принципиальными отличиями МХТ от стандартной ХТ являются режим использования (дозы, путь и сроки введения) и механизм действия. Использование интенсивной ХТ обычно требует соблюдения интервалов, необходимых для восстановления деятельности костного мозга, что дает возможность мобилизации эндотелиальных прогениторных клеток, приводя к агрессивной эндотелиальной пролиферации и прогрессивному опухолевому росту. Использование ХТ низкими дозами в постоянном, так называемом метрономном, режиме может являться более эффективным ввиду непрерывного повреждающего воздействия на эндотелиальные клетки с реализацией антиангиогенного эффекта, стимуляцией апоптоза и иммунологического контроля, при этом имеющей удовлетворительную переносимость и дозолимитированную миелосупрессию [61–64]. Одним из важных процессов естественного течения злокачественных опухолей является состояние покоя, которым характеризуются очень ранняя фаза заболевания и период после завершения терапии (фаза ремиссии), которая регулируется и инициацией ангиогенеза, позволяя предположить, что именно использование ингибиторов сосудистого роста и пролиферации при назначении МХТ может предотвратить прогрессирование опухоли и ее метастазирование [65].

Рекомендуемыми препаратами для МХТ являются этопозид, циклофосфамид, что обусловлено их управляемой токсичностью, удовлетворительной переносимостью, эффективностью в отношении опухолей ЦНС [13, 66, 67]. Однако следует помнить о рисках вторичных лейкозов, например на фоне длительного приема этопозида [21]. Продемонстрирована эффективность использования ингибиторов циклооксигеназы-2, реализация эффекта которых осуществляется путем подавления фермента циклооксигеназы-2, приводя к снижению опухолевого ангиогенеза и клеточного роста [68]. Использование целекоксиба у детей с рецидивами онкологических заболеваний не ассоциировано с высокой токсичностью, согласно результатам ряда клинических исследований [8, 33]. Описаны и другие препараты, используемые в схемах МХТ, включая изотретиноин (ингибирует пролиферацию клеток и индуцирует дифференцировку), талидомид (иммуномодулятор с мощной антиангиогенной активностью) [69], вальпроевая кислота [70], бевацизумаб [70], рапамицин [71]. В исследовании A. Peyrl и соавт. (2012 г.) многокомпонентная ХТ в сочетании с препаратами, ингибирующими ангиогенез (бевацизумаб, талидомид, целекоксиб), показала свою эффективность в лечении рецидивирующих форм МБ, при этом уровень 2-летней ОВ составил 68,6% [39].

Наиболее часто используемые режимы МХТ и их эффективность, согласно данным различных исследователей, приведены в табл. 5.

 

Таблица 5. Метрономные режимы химиотерапии при рефрактерных и рецидивирующих формах МБ у детей

Table 5. Metronomic chemotherapy regimens for refractory and relapsing forms of pediatric MB

Режим ХТ

Используемые препараты

Эффективность

Токсичность

MEMMAT [72]

1 цикл = 3 нед: целекоксиб,

талидомид, фенофибрат, этопозид,

циклофосфамид, бевацизумаб,

интравентрикулярный этопозид/

липосомальный цитарабин

Медиана ОВ – 44 мес,

ОВ 5 лет – 44±10%,

БПВ 5 лет – 33±10%

Нейтропения, инфекционные осложнения, периферическая вторичная (талидомид) нейропатия, гипотиреоз, протеинурия, гематурия;

вторичные лейкозы

MEMMAT-like [7, 73]

Медиана

ОВ – 29,5 мес,

ОВ 5 лет – 34,3±8,8%,

БПВ 5 лет – 29,4±9%

Гематологическая токсичность 3–4 степени,

инфекционные осложнения,

геморрагический цистит, вторичные лейкозы

TOTEM [53]

Темозоламид, топотекан

ОО – 20–30%

Гематологическая токсичность

TEMIRI [54]

1 цикл = 3 нед: темозоломид,

иринотекан 10 мг/м2

медиана циклов, n=6

ОО после 4 циклов:

БСВ – 4,3 мес,

ОВ – 16,7 мес,

медиана ДО – 27 нед, медиана ОВ – 16,7 мес

Диарея (7,6%),

нейтропения (16,7%),

тромбоцитопения (12,1%),

анемия (9,1%),

лимфопения (9%)

COMBAT [74, 75]

Темозоломид, этопозид,

13-цисретиноевая кислота, целекоксиб,

витамин D, фенофибрат, вальпроевая кислота

ОВ 2-летняя – 67,4%, БСВ 2-летняя – 25,8%

Вторичные лейкозы, гематологическая токсичность, гепатотоксичность, хейлит

Сиролимус в комбинации с МХТ [76]

Сиролимус, целекоксиб,

этопозид/циклофосфамид

(альтернирующий прием)

Для МБ – нет данных

Лейкопения, лимфопения,

тромбоцитопения,

фебрильная нейтропения, рвота

Примечание. ОО – объективный ответ, ДО – длительность ответа, БПВ – выживаемость без прогрессирования.

 

Отношение к использованию метода ВДХТ с аутологичными стволовыми клетками является неоднозначным, хотя некоторыми авторами и продемонстрирована его эффективность с преимуществами использования тиотепы в режимах кондиционирования у пациентов с рецидивирующими МБ [77]. Тем не менее последние исследования демонстрируют отсутствие вклада данной опции в увеличение ОВ и бессобытийной выживаемости (БСВ) [19], которая, учитывая высокий риск развития ранних и отдаленных осложнений, включая недостаточность трансплантата, ограничивающую использование других возможных методов ПЛ [8, 19], более не рекомендована к использованию у указанной категории пациентов [19, 78, 79].

Результаты проводимых исследований в отношении эффективности интратекальной ХТ (и/т ХТ) различаются, например отсутствие преимущества использования таковой продемонстрировано в исследовании C. Gaab и соавт. (2022 г.) [19], тогда как в работе K. Pajtler и соавт. (2016 г.) указывается на возможность достижения клиренса ликвора и/или стабилизации со стороны лептоменингеального поражения, способствующих увеличению выживаемости [80]. Значимой эффективности при назначении и/т ХТ как локального метода лечения у пациентов с лептоменингеальными и паренхиматозными очагами поражения не ожидается, в первую очередь по причине неспособности противоопухолевых препаратов проникать через менингеальные оболочки и гематоэнцефалический барьер в требуемой концентрации, что в случаях наличия большой опухолевой массы однозначно определяет необходимость использования системной терапии или других методов локального контроля [81].

Наиболее часто используемыми препаратами являются метотрексат, цитарабин, этопозид, топотекан, при этом на сегодняшний день отсутствует стандарт назначения и/т (и/в) ХТ по причине малого числа контролируемых клинических исследований по оценке данной опции [7].

Прежде всего использование и/т (и/в) ХТ следует рассматривать у пациентов с ограниченными возможностями применения системной ХТ и других методов локального лечения [7]. При ее назначении следует помнить о рисках развития острой и отсроченной токсичности, включая арахноидит, радикулит, энцефалопатию, миелопатию, что требует использования методов профилактики (например, дексаметазон), контроля нежелательных явлений и отказа от использований других вариантов терапии, способствующих ее усилению (ЛТ). Кроме того, следует акцентировать внимание на возможных рисках непредсказуемого повышения концентрации химиопрепаратов в спинномозговой жидкости в случаях нарушения ликвородинамики, являющейся высоким риском усугубления нейротоксичности [7, 13]. При сравнении показателей ассоциированной токсичности с использованием и/т ХТ отмечены преимущества резервуара Оммайя, что позволяет достигать фракционирования доз цитостатиков, улучшая их экспозицию и предотвращая потенциально нейротоксические пиковые уровни [7, 82].

В настоящее время ТТ в лечении МБ не является стандартом оказания помощи у детей, хотя и обсуждается в случаях рефрактерного и рецидивирующего течения заболевания. Подходы к использованию препаратов направленного действия обоснованы выявляемыми молекулярно-генетическими альтерациями, характерными для каждой конкретной подгруппы МБ. Так, избыточная экспрессия пути WNT/ß-катенина может определять чувствительность опухоли к ингибиторам аксина или PARP-ингибиторам (поли [АДФ-рибоза]-полимеразы – ферменты, катализирующие поли-АДФ-рибозилирование, один из видов посттрансляционной модификации белков). У пациентов с МБSHH продолжены клинические испытания висмодегиба – перорального ингибитора сигнального пути Hedgehog через белок SMO (Smothened transmembrane protein), демонстрирующего безопасность и улучшение беспрогрессивной выживаемости в качестве как монотерапии, так и в комбинации со стандартными режимами ХТ [9, 17]. При этом наличие соматической или герминальной мутации в гене PTCH1 может являться предиктором хорошего ответа на терапию SMO-ингибиторов. Однако, несмотря на достижение хороших частичных и полных ответов у пациентов с МБSHH, часто регистрируется развитие последующей резистентности на фоне терапии [83]. Другой привлекательной мишенью является нисходящий фактор транскрипции – глиома-ассоциированный онкоген (GLI) [9].

Значительная биологическая гетерогенность МБГруппа3 и МБГруппа4 затрудняет разработку клинически применимого таргетного подхода. Тем не менее продолжено изучение ингибитора киназы WEE1, являющегося ключевым регулятором контрольных точек клеточного цикла в сочетании с иринотеканом [9]. Сигнальный путь Notch может являться мишенью для ингибиторов γ-секретазы [9]. Путь PI3K/AKT/mTOR играет важную роль во многих метаболических процессах и механизмах выживания клеток, соответственно, его блокирование может быть эффективно и при МБ. В настоящее время в исследовании Pediatric MATCH тестируют двойной ингибитор PI3K/mTOR при МБ с мутациями PI3K/TSC/mTOR. Ингибиторы PI3K, гистондеацетилазы и бромодоменов BET-семейства, особенно при MБ с амплификацией MYC, демонстрируют предварительные доклинические перспективы в ранних фазах исследований (PBTC-026) [9].

Для МБГруппа4 определена возможная роль в отношении эпигенетических факторов с использованием демитилирующих агентов (децитабин, азатидин) и ингибиторов гистондеацетилаз (вориностат, панобиностат) [84, 85]. Для МБГруппа3, МБГруппа4 и МБSHH характерна мутация циклинзависимой киназы 6 (CDK6), что может являться субстратом для использования ингибиторов CDK4/6 (PBTC-042 и SJDAWN) [9]. Помимо перечисленных опций продолжены исследования в отношении ингибиторов EGFR, VEGF-A и MEK, мишенью которых является активированный при МБ путь RAS/MEK/ERK [9].

Как и при других детских опухолях, потенциал использования врожденного противоопухолевого иммунитета обсуждается все больше в аспекте лечения МБ. В ранних исследованиях продемонстрировано, что большая часть МБ имеет лишь номинальную инфильтрацию иммунными клетками, а опухолевые клетки обладают недостаточным или вовсе отсутствующим антиген-презентирующим механизмом. Предполагается оценить эффективность использования ингибиторов контрольных точек, иммунной или вирусной терапии [7, 9]. Известно, что педиатрическая МБ является «холодной» опухолью с низким уровнем экспрессии PD-L1 и низкой мутационной нагрузкой, более того, иммунное микроокружение МБ не является воспалительным, что определяет отсутствие рекрутирования иммунных клеток [7, 86]. Тем не менее в небольшом числе исследований in vitro выявлены различные фенотипы микроокружения в зависимости от молекулярной группы МБ, что, следовательно, предопределит различие ответа на блокаду иммунных контрольных точек, при этом интересным является факт наибольшей экспрессии PD-L1 в МБSHH [86–88]. В настоящее время продолжены попытки использования различных ингибиторов иммунных контрольных точек при рецидивирующих и рефрактерных опухолях ЦНС (ниволумаб, пембролизумаб, дурвалумаб) [7].

Клинические исследования продолжены в отношении применения опции и/т радиоиммунотерапии [89], региональной CAR-T-клеточной терапии, специфичной в отношении IL13Ralpha2, EGFR806, HER2 и B7-H3, однако результатов использования в клинической практике на сегодняшний день не представлено [7]. Персонализированная иммуновиротерапия с использованием онколитических вирусов и CAR-T-клеточная терапия демонстрируют большой потенциал в доклинических и клинических исследованиях ранней фазы, но, вероятно, для рефрактерных/рецидивирующих МБ приведенные методы будут эффективными именно в сочетании с ХТ и/или ЛТ [90].

Перспективным направлением индивидуализации ПЛ при рецидивирующих/рефрактерных МБ является верификация молекулярно-генетического диагноза на основании методов полноэкзомного секвенирования ткани опухоли. Ограничительными факторами могут являться недостаточное количество биологических образцов, а также, в большинстве случаев, исследование опухолевого материала, фиксированного в формалине без образцов здоровой ткани, что позволяет выявлять только ранее аннотированные драйверные гены и делает невозможным определение роли герминальной предрасположенности. Технологии single-cell и глубокого полногеномного секвенирования, вероятно, смогут обеспечить дальнейшее понимание механизмов опухолевой эволюции и онкогенного каскада, определяющих развитие рецидива МБ [20].

Ассоциация методов ПЛ с развитием ранней и отдаленной токсичности со стороны различных органов систем, включая нейрокогнитивные, эндокринные нарушения, кардио-и нефротоксичность, костномозговую недостаточность с рисками тяжелых инфекционных осложнений, вторичные опухоли, определяет необходимость разработки и использования менее агрессивных методов терапии с целью сохранения качества жизни излеченных пациентов [19, 21, 53].

Поддерживающая терапия для пациентов с рефрактерными/рецидивирующими формами МБ вне зависимости от использования активных методов ПЛ должна быть направлена на нормализацию качества жизни ребенка и семьи, купирование тяжелых симптомов заболевания. Более того, по мере расширения знаний в отношении молекулярно-биологических особенностей рецидивов различных групп МБ и выявления дополнительных аберраций, ассоциированных с поведением опухоли, возможна разработка руководств по междисциплинарному ведению пациентов с целью полноценного обеспечения потребностей ребенка и его семьи [7, 30].

Некоторые особенности анализа выживаемости для нерандомизированных данных по лечению МБ

Следует отметить, что получаемые данные по лечению рецидивов МБ, как правило, не являются рандомизированными, что в первую очередь обусловлено необходимостью выбора максимально эффективной и безопасной опции терапии для конкретного пациента. Соответственно, интенсивность симптоматики основного заболевания, а также такие факторы, как стадия, наличие стратифицирующих прогностически значимых мутаций, объем предшествующей терапии, могут оказывать существенное влияние на выбор тактики лечения. Данный факт затрудняет интерпретацию результатов одномерного анализа и не позволяет ограничиться только его использованием. Так, например, на принятие решения о хирургическом вмешательстве могут влиять локализация опухоли и ее объем, наличие очагов отдаленного метастазирования, скорость прогрессирования и другие факторы, что в случаях использования одномерного анализа данных повлечет за собой неадекватную оценку влияния операции на выживаемость. В качестве иного примера можно отметить влияние возраста на выбор терапии, когда он, с одной стороны, может иметь положительную прогностическую значимость, а с другой, является противопоказанием к использованию ряда возможных методов лечения (например, ЛТ), что опять же ограничивает значимость одномерного анализа. С целью частичного решения проблем, обусловленных не рандомизированными данными, используется многомерный анализ (multivariate analysis), в котором учитываются все взаимозависимые факторы (covariates). Для многофакторного анализа выживаемости основным инструментом является модель пропорциональных рисков Кокса (Cox proportional hazards model) [91], которая каждому фактору, участвующему в модели, сопоставляет коэффициент риска (hazard ratio), при этом крайне важна правильная интерпретация этих коэффициентов. Так, для факторов, имеющих двоичную природу (есть/нет), сопоставленный ему коэффициент риска оценивает отношение вероятности смерти на малом временном интервале при наличии данного фактора к вероятности смерти на том же интервале при его отсутствии. Факт независимости коэффициентов риска от выбора временного интервала, на котором сравниваются вероятности смерти, является важным модельным предположением и может нуждаться в проверке в каждом случае.

Примером того, как значимость хирургического вмешательства скачкообразно увеличивается после перехода от одномерного анализа к многомерному, может являться анализ данных R. Hill и соавт. (2020 г.) [18] для подгруппы пациентов, не получавших облучение до рецидива заболевания. В исследовании С. Gaab (2022 г.) можно увидеть, как при переходе от одномерного анализа данных к многомерному становится значимым ранний возраст пациентов. Следует отметить и наблюдаемую обратную ситуацию в отношении хирургического вмешательства, которое перестает демонстрировать значимость после перехода к многомерному анализу [19].

Учитывая изложенное, необходимо акцентировать внимание на том, что одномерный анализ данных не может рассматриваться в качестве универсального метода определения значимых факторов для последующего многомерного анализа. Что же касается практического применения одномерного и многомерного анализов выживаемости, то исчерпывающая реализация регрессии Кокса и других инструментов содержится в пакете Survival [92, 93] для открытой программной среды [94].

Заключение

На сегодняшний день рецидивирующие и рефрактерные случаи МБ остаются предметом исследований, направленных на разработку и внедрение перспективных опций ПЛ. Очевидно, что стратификация риска МБ при инициальной диагностике на основании клинических и молекулярно-генетических данных дает возможность улучшить показатели ОВ при одновременном снижении интенсивности лечения у пациентов, имеющих лучший прогноз. Тем не менее все еще не определены закономерности в отношении выбора тактики противорецидивной терапии на основании радиологических, гистологических, молекулярно-генетических особенностей рецидивов и рефрактерных МБ. При этом гетерогенность МБ, стремительное появление новых биологических маркеров, затрудняющих отнесение опухоли к определенной молекулярной подгруппе, вариабельность данных геномного и транскриптомного профилирования опухолей у одного и того же пациента в разные периоды лечения являются факторами, подчеркивающими неприменимость одинакового подхода ко всем больным.

Следует отметить, что должна быть нивелирована предвзятость в отношении выбора тактики лечения пациентов с рецидивирующими/рефрактерными формами МБ, например использование более интенсивных опций терапии у пациентов с лучшей ожидаемой выживаемостью, тогда как у пациентов с паллиативным статусом заболевания – низкодозных режимов терапии. Кроме того, зачастую признание паллиативного статуса заболевания у пациента приводит к более редкому использованию диагностических методов исследований, в частности МРТ, что может привести к неадекватной оценке БСВ.

Перспективными направлениями являются разработка стратегий моделирования лечения и наблюдения за пациентами с МБ, внедрение в рутинную практику методов таргетной и иммунотерапии, что может способствовать предотвращению рецидивов заболевания или появлению новых эффективных опций лечения, доступных для рефрактерных и рецидивирующих форм заболевания.

Вопросы ранней и отдаленной токсичности у детей остаются крайне важными и должны учитываться при выборе тактики противорецидивной терапии с целью максимально возможного сохранения качества жизни пациентов и их семей. Рутинное использование существующих методов профилактики и преодоления известных осложнений терапии, активной и пассивной реабилитации, междисциплинарного наблюдения и консультирования пациентов будет также способствовать повышению эффективности лечения.

 

 

***

Раскрытие интересов. Авторы декларируют отсутствие явных и потенциальных конфликтов интересов, связанных с публикацией настоящей статьи.

Disclosure of interest. The authors declare that they have no competing interests.

Вклад авторов. Авторы декларируют соответствие своего авторства международным критериям ICMJE. Ю. В. Диникина – разработка дизайна статьи, анализ литературных данных, написание текста статьи, подготовка списка литературы; О. Г. Желудкова – разработка дизайна статьи, анализ литературных данных, научное редактирование статьи; М. Б. Белогурова, И. Л. Никитина – научное редактирование статьи; Д. М. Спельников – научное редактирование статьи, анализ используемых математических методов; Н. Н. Осипов – научное редактирование статьи, анализ используемых математических методов.

Authors’ contribution. The authors declare the compliance of their authorship according to the international ICMJE criteria. Yu. V. Dinikina – conceptualization of the article, analysis of literature data, writing the text of the article, preparation of a list of references; O. G. Zheludkova – conceptualization of the article, analysis of literature data, scientific edition of the article; M. B. Belogurova, I. L. Nikitina – scientific edition of the article; D. M. Spelnikov – edition of the article, analysis of the mathematical methods being applied; N. N. Osipov – edition of the article, analysis of the mathematical methods being applied.

Информированное согласие на публикацию. Пациенты подписали форму добровольного информированного согласия на публикацию медицинской информации.

Consent for publication. Written consent was obtained from the patients for publication of relevant medical information and all of accompanying images within the manuscript.

Конфликт интересов. Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.

Conflict of interest. The authors declare no conflict of interest.

Источники финансирования. Работа выполнена при финансовой поддержке Министерства науки и высшего образования Российской Федерации (соглашение №075-15-2022-301). Анализ используемых математических методов выполнен при поддержке гранта Правительства Российской Федерации для государственной поддержки научных исследований, выполненных под руководством ведущих ученых (соглашение №075-15-2021-602).

Funding sources. This work was financially supported by the Ministry of Science and Higher Education of the Russian Federation (agreement No. 075-15-2022-301). Analysis of the mathematical methods being applied was carried out with the support of a grant of the Government of the Russian Federation for the state support of scientific research, carried out under the supervision of leading scientists (agreement 075-15-2021-602).

×

About the authors

Yulia V. Dinikina

Almazov National Medical Research Centre

Author for correspondence.
Email: dinikinayulia@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-2003-0982

Cand. Sci. (Med.)

Russian Federation, Saint Petersburg

Olga G. Zheludkova

Voino-Yasenetskiy Scientific and Practical Center of Specialized Healthcare for Children

Email: clelud@mail.ru
ORCID iD: 0000-0002-8607-3635

D. Sci. (Med.), Prof.

Russian Federation, Moscow

Margarita B. Belogurova

Almazov National Medical Research Centre

Email: deton.hospital31@inbox.ru
ORCID iD: 0000-0002-7471-7181

D. Sci. (Med.), Prof.

Russian Federation, Saint Petersburg

Dmitry M. Spelnikov

Darwin Tech Labs

Email: d.spelnikov@gmail.com
ORCID iD: 0000-0002-3475-1780

Senior Research Officer

Kazakhstan, Astana

Nikolai N. Osipov

Saint Petersburg Department of Steklov Mathematical Institute; Saint Petersburg State University

Email: nicknick@pdmi.ras.ru
ORCID iD: 0000-0002-5391-3917

Cand. Sci. (Phys.-Math.)

Russian Federation, Saint Petersburg; Saint Petersburg

Irina L. Nikitina

Almazov National Medical Research Centre

Email: nikitina0901@gmail.com
ORCID iD: 0000-0003-4013-0785

D. Sci. (Med.), Prof.

Russian Federation, Saint Petersburg

References

  1. Ning MS, Perkins SM, Dewees T, Shinohara ET. Evidence of high mortality in long term survivors of childhood medulloblastoma. J Neurooncol 2015; 122: 321-327. doi: 10.1007/s11060-014-1712-y.
  2. Johnston DL, Keene D, Strother D, Taneva M, Lafay-Cousin L, Fryer C, et al. Survival following tumor recurrence in children with medulloblastoma. 2018;40(3):e159-e63.
  3. Board PPTE. Childhood Medulloblastoma and Other Central Nervous System Embryonal Tumors Treatment (PDQ®). PDQ Cancer Information Summaries [Internet]: National Cancer Institute (US); 2008.
  4. Onodera S, Nakamura Y, Azuma TJIjoms. Gorlin syndrome: recent advances in genetic testing and molecular and cellular biological research. 2020;21(20):7559.
  5. Langenberg KPS, Meister MT, Bkhuizer JJ, Boer JM, van Eijkelenburg NKA, Hulleman E, Ilan U, Looze EJ, Dierselhuis MP, et al. Implementation of paediatric precision oncology into clinical practice: The Individualized Therapies for Children with cancer program ‘iTHER’. European Journal Of Cancer 2022; 175: 311-325. DOI: doi.org/10.1016/j.ejca.2022.09.011.
  6. Kuhlen M, Borkhardt A. Cancer susceptibility syndromes in children in the area of broad clinical use of massive parallel sequencing. Eur J Pediatr. 2015; 174: 987-997. doi: 10.1007/s00431-015-2565-x.
  7. Hill RM, Plasschaert SLA, Timmermann B, Dufour C, Aquilina K, Avula S, Donovan L, Lequin M, Pietsch T, Thomale U, Tippelt S, Wesseling P, Rutkowski S, Clifford SC, Pfister SM, Bailey S, Fleischhack G. Relapsed Medulloblastoma in Pre-Irradiated Patients: Current Practice for Diagnostics and Treatment. Cancers 2022; 14(126): 1-34.
  8. Lafay-Cousin L., Dufour C. High-dose chemotherapy in children with newly diagnosed medulloblastoma. Cancers 2022; 14 (837): 1-14. DOI: doi.org/10.3390/cancers14030837.
  9. Kram DE, Henderson JJ, Baig M, Chakraborty D, Gardner MA, Biswas S, Khatua S. Embryonal Tumors of the Central Nervous System in Children: The Era of Targeted Therapeutics. Bioengineering 2018; 5(78): 1-16.
  10. Cavalli, F.M.G.; Remke, M.; Rampasek, L.; Peacock, J.; Shih, D.J.H.; Luu, B.; Garzia, L.; Torchia, J.; Nor, C.; Morrissy, A.S.; et al. Intertumoral Heterogeneity within Medulloblastoma Subgroups. Cancer Cell 2017, 31, 737–754.e736.
  11. Ramaswamy V, Remke M, Bouffet E, Bailey S, Clifford SC, Doz F, Kool M, Dufour C, Vassal G, Milde T, et al. Risk stratification of childhood medulloblastoma in the molecular era: the current consensus. Acta Neuropathol. 2016; 131: 821-831.
  12. Schwalbe EC, Lindsey JC, Nakjang S, et al: Novel molecular subgroups for clinical classification and outcome prediction in childhood medulloblastoma: A cohort study. Lancet Oncol 18:958-971, 2017
  13. Northcott PA, Buchhalter I, Morrissy AS, Hovestadt V, Weischen- feldt J, Ehrenberger T, Grobner S, Segura-Wang M, Zichner T, Rudneva VA et al (2017) The whole-genome landscape of medul- loblastoma subtypes. Nature 547:311–317
  14. Sharma T, Schwalbe EC, Williamson D, Still M, Hovestadt V, Mynarek M, Rutkowski S, Robinson GW, Gajjar A, Cavalli F, Ramaswamy V, Taylor MD, Lindsey JC, Hill RM, Jäger N, Korshunov A, Hicks D, Bailey S, Kool M, Chavez L, Northcott PA, Pfister SM, Clifford SC. Second-generation molecular subgrouping of medulloblastoma: an indernational meta-analysis of Group 3 and Group 4 subtypes. Acta Neuropathologica 2019; 138: 309-326.
  15. Thompson E.M., Hielscher T., Bouffet E., Remke M., Luu B., Gururangan S., McLendon R.E., Bigner D.D., Lipp E.S., Perreault S., et al. Prognostic value of medulloblastoma extent of resection after accounting for molecular subgroup: A retrospective integrated clinical and molecular analysis. Lancet Oncol. 2016;17:484–495. doi: 10.1016/S1470-2045(15)00581-1.
  16. Rutkowski S., Gerber NU, von Hoff K, Gnekow A, Bode U, Graf N, Berthold F, Henze G, Wolff JE, Warmuth-Metz M, et al. Treatment of early childhood medulloblastoma by postoperative chemotherapy and deferred radiotherapy. Neuro-Oncology 2009; 11: 201-210.
  17. St. Jude Children’s Research Hospital; Genentech, Inc; National Cancer Institute. A Clinical and Molecular Risk-Directed Therapy for Newly Diagnosed Medulloblastoma. Available online: http://clinicaltrials.gov/ct2/show/NCT01878617
  18. Hill R.M., Richardson S., Schwalbe E.C., Hicks D., Lindsey J.C., Crosier S., Rafiee G., GrabovskaY., Wharton S.B., Jacques T.S. et al. Time, pattern, and outcome of medulloblastoma relapse and their association with tumour biology at diagnosis and therapy: A multicentre cohort study. Lancet Child Adolesc. Health 2020, 4, 865–874.
  19. Gaab C., Adolph JE, Tippelt S., Mikasch R., Obrecht D., Mynarek M., Rutkowski S., Pfister SM., Milde T., et al. Local and Systemic therapy of Recurrent Medulloblastomas in children and adolescents: results of the P-HIT-Rez 2005 Study. Cancers 2022; 14(471): 1-24. DOI: doi.org/10.3390/cancers14030471.
  20. Kumar, R.; Smith, K.S.; Deng, M.; Terhune, C.; Robinson, G.W.; Orr, B.A.; Liu, A.P.Y.; Lin, T.; Billups, C.A.; Chintagumpala, M.; et al. Clinical Outcomes and Patient-Matched Molecular Composition of Relapsed Medulloblastoma. J. Clin. Oncol. 2021, 39, 807–821.
  21. Levy, A.S.; Krailo, M.; Chi, S.; Villaluna, D.; Springer, L.; Williams-Hughes, C.; Fouladi, M.; Gajjar, A. Temozolomide with irinotecan versus temozolomide, irinotecan plus bevacizumab for recurrent medulloblastoma of childhood: Report of a COG randomized Phase II screening trial. Pediatr. Blood Cancer 2021, 68, e2903.
  22. Packer RJ, Zhou T, Holmes E, Vezina G, Gajjar A. Survival and secondary tumors in children with medulloblastoma receiving radiotherapy and adjuvant chemotherapy: results of children’s oncology group trial A9961. Neuro Oncol 2013; 15:97–103. doi: 10.1093/neuonc/nos267.
  23. Müller, K.; Mynarek, M.; Zwiener, I.; Siegler, N.; Zimmermann, M.; Christiansen, H.; Budach, W.; Henke, G.; Warmuth-Metz, M.; Pietsch, T.; et al. Postponed is not canceled: Role of craniospinal radiation therapy in the management of recurrent infant medulloblastoma–an experience from the HIT-REZ 1997 & 2005 studies. Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 2014, 88, 1019–1024.
  24. Sabel M, Fleischhack G, Tippelt S, et al. Relapse patterns and outcome after relapse in standard risk medulloblastoma: a report from the HIT-SIOP-PNET4study. J Neurooncol 2016; 129: 515-24.
  25. Mokhtech, M.; Morris, C.G.; Indelicato, D.J.; Rutenberg, M.S.; Amdur, R.J. Patterns of Failure in Patients With Adult Medulloblastoma Presenting Without Extraneural Metastasis. Am. J. Clin. Oncol. 2018, 41, 1015–1018.
  26. Cistaro, A.; Albano, D.; Alongi, P.; Laudicella, R.; Pizzuto, D.A.; Formica, G.; Romagnolo, C.; Stracuzzi, F.; Frantellizzi, V.; Piccardo, A.; et al. The Role of PET in Supratentorial and Infratentorial Pediatric Brain Tumors. Curr. Oncol. 2021, 28, 2481–2495.
  27. Le Fevre, C.; Constans, J.M.; Chambrelant, I.; Antoni, D.; Bund, C.; Leroy-Freschini, B.; Schott, R.; Cebula, H.; Noel, G. Pseudoprogression versus true progression in glioblastoma patients: A multiapproach literature review. Part 2—Radiological features and metric markers. Crit. Rev. Oncol. Hematol. 2021, 159, 103230.
  28. Warren, K.E.; Vezina, G.; Poussaint, T.Y.; Warmuth-Metz, M.; Chamberlain, M.C.; Packer, R.J.; Brandes, A.A.; Reiss, M.; Goldman, S.; Fisher, M.J.; et al. Response assessment in medulloblastoma and leptomeningeal seeding tumors: Recommendations from the Response Assessment in Pediatric Neuro-Oncology committee. Neuro-Oncology 2018, 20, 13–23.
  29. Tumani, H.; Petereit, H.F.; Gerritzen, A.; Gross, C.C.; Huss, A.; Isenmann, S.; Jesse, S.; Khalil, M.; Lewczuk, P.; Lewerenz, J.; et al. S1 guidelines “lumbar puncture and cerebrospinal fluid analysis” (abridged and translated version). Neurol. Res. Pract. 2020, 2, 8.
  30. Liu, A.P.Y.; Smith, K.S.; Kumar, R.; Paul, L.; Bihannic, L.; Lin, T.; Maass, K.K.; Pajtler, K.W.; Chintagumpala, M.; Su, J.M.; et al. Serial assessment of measurable residual disease in medulloblastoma liquid biopsies. Cancer Cell 2021, 39, 1519–1530.e4.
  31. Waszak, S.M.; Northcott, P.A.; Buchhalter, I.; Robinson, G.W.; Sutter, C.; Groebner, S.; Grund, K.B.; Brugieres, L.; Jones, D.T.W.; Pajtler, K.W.; et al. Spectrum and prevalence of genetic predisposition in medulloblastoma: A retrospective genetic study and prospective validation in a clinical trial cohort. Lancet Oncol. 2018, 19, 785–798.
  32. Huybrechts, S.; Le Teuff, G.; Tauziède-Espariat, A.; Rossoni, C.; Chivet, A.; Indersie, É.; Varlet, P.; Puget, S.; Abbas, R.; Ayrault, O. et al. Prognostic Clinical and Biologic Features for Overall Survival after Relapse in Childhood Medulloblastoma. Cancers 2020, 13, 53.
  33. Ramaswamy, V.; Remke, M.; Bouffet, E.; Faria, C.C.; Perreault, S.; Cho, Y.J.; Shih, D.J.; Luu, B.; Dubuc, A.M.; Northcott, P.A.; et al. Recurrence patterns across medulloblastoma subgroups: An integrated clinical and molecular analysis. Lancet Oncol. 2013, 14, 1200–1207.
  34. Koschmann, C.; Bloom, K.; Upadhyaya, S.; Geyer, J.R.; Leary, S.E.S. Survival after relapse in medulloblastoma. J. Pediatr. Hematol. Oncol. 2016, 38, 269–273.
  35. Sharma T, Schwalbe EC, Williamson D, et al: Second-generation molecular subgrouping of medulloblastoma: An international meta-analysis of group 3 and group 4 subtypes. Acta Neuropathol 138:309-326, 2019
  36. Robinson GW, Rudneva VA, Buchhalter I, et al: Risk-adapted therapy for young children with medulloblastoma (SJYC07): Therapeutic and molecular outcomes from a multicentre, phase 2 trial. Lancet Oncol 19:768-784, 2018.
  37. Lefkowitz, I.B.; Packer, R.J.; Siegel, K.R.; Sutton, L.N.; Schut, L.; Evans, A.E. Results of treatment of children with recurrent medulloblastoma/primitive neuroectodermal tumors with lomustine, cisplatin, and vincristine. Cancer 1990, 65, 412–417.
  38. Friedman, H.S.; Mahaley, M.S., Jr.; Schold, S.C., Jr.; Vick, N.A.; Falletta, J.M.; Bullard, D.E.; D’Souza, B.J.; Khandekar, J.D.; Lew, S.; Oakes, W.J.; et al. Efficacy of vincristine and cyclophosphamide in the therapy of recurrent medulloblastoma. Neurosurgery 1986, 18, 335–340.
  39. Peyrl, A.; Chocholous, M.; Kieran, M.W.; Azizi, A.A.; Prucker, C.; Czech, T.; Dieckmann, K.; Schmook, M.T.; Haberler, C.; Leiss, U.; et al. Antiangiogenic metronomic therapy for children with recurrent embryonal brain tumors. Pediatr. Blood Cancer 2012, 59, 511–517.
  40. Wang, X.; Dubuc, A.M.; Ramaswamy, V.; Mack, S.; Gendoo, D.M.; Remke, M.; Wu, X.; Garzia, L.; Luu, B.; Cavalli, F.; et al. Medulloblastoma subgroups remain stable across primary and metastatic compartments. Acta Neuropathol. 2015, 129, 449–457.
  41. Morrissy, A.S.; Cavalli, F.M.G.; Remke, M.; Ramaswamy, V.; Shih, D.J.H.; Holgado, B.L.; Farooq, H.; Donovan, L.K.; Garzia, L.; Agnihotri, S.; et al. Spatial heterogeneity in medulloblastoma. Nat. Genet. 2017, 49, 780–788.
  42. Morrissy, A.S.; Garzia, L.; Shih, D.J.; Zuyderduyn, S.; Huang, X.; Skowron, P.; Remke, M.; Cavalli, F.M.; Ramaswamy, V.; Lindsay, P.E.; et al. Divergent clonal selection dominates medulloblastoma at recurrence. Nature 2016, 529, 351–357.
  43. Wu, X.; Northcott, P.A.; Dubuc, A.; Dupuy, A.J.; Shih, D.J.; Witt, H.; Croul, S.; Bouffet, E.; Fults, D.W.; Eberhart, C.G.; et al. Clonal selection drives genetic divergence of metastatic medulloblastoma. Nature 2012, 482, 529–533.
  44. Walter AW, Mulhern RK, Gajjar A, et al. Survival and neurodevelopmental outcome of young children with medulloblastoma at St Jude Children’s Research Hospital. J Clin Oncol 1999; 17: 3720-3728.
  45. Gits HC, Anderson M, Stallard S, Pratt D, Zon B, Howell C, Kumar-Sinha C, Vats P, Kasaian K, Polan D, Matuszak M, Spratt DE, Leonard M, Qin T, Zhao L, Leach J, Chaney B, et al. Medulloblastoma therapy generates risk of a poorly-prognostic H3 wild-type subgroup of diffuse intrinsic pontine glioma: a report from the International DIPG Registry. Acta Neuropathologica Communications 2018; 6:67.
  46. Constine, L.S.; Olch, A.J.; Jackson, A.; Hua, C.H.; Ronckers, C.M.; Milano, M.T.; Marcus, K.J.; Yorke, E.; Hodgson, D.C.; Howell, R.M.; et al. Pediatric Normal Tissue Effects in the Clinic (PENTEC): An International Collaboration to Assess Normal Tissue Radiation Dose-Volume-Response Relationships for Children With Cancer. Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 2021, 31, 199–207.
  47. Gupta, T.; Maitre, M.; Sastri, G.J.; Krishnatry, R.; Shirsat, N.; Epari, S.; Sahay, A.; Chinnaswamy, G.; Patil, V.; Shetty, P.; et al. Outcomes of salvage re-irradiation in recurrent medulloblastoma correlate with age at initial diagnosis, primary risk-stratification, and molecular subgrouping. J. Neuro-Oncol. 2019, 144, 283–291.
  48. Mayer, R.; Sminia, P. Reirradiation tolerance of the human brain. Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 2008, 70, 1350–1360.
  49. Paul, S.; Sesikeran, B.N.; Patro, K.C.; Bhattacharya, K.; Palkonda, V.A.R. Re-irradiation in central nervous system tumors. J. Curr. Oncol. 2018, 1, 40–42.
  50. Baroni, L.V.; Freytes, C.; Fernandez Ponce, N.; Oller, A.; Pinto, N.; Gonzalez, A.; Maldonado, F.R.; Sampor, C.; Rugilo, C.; Lubieniecki, F.; et al. Craniospinal irradiation as part of re-irradiation for children with recurrent medulloblastoma. J. Neuro-Oncol. 2021, 155, 53–61.
  51. Tsang, D.S.; Sarhan, N.; Ramaswamy, V.; Nobre, L.; Yee, R.; Taylor, M.D.; Hawkins, C.; Bartels, U.; Huang, A.; Tabori, U.; et al. Re-irradiation for children with recurrent medulloblastoma in Toronto, Canada: A 20-year experience. J. Neurooncol. 2019, 145, 107–114.
  52. Nicholson HS, Kretschmar CS, Krailo M, et al. Phase 2 study of temozolomide in children and adolescents with recurrent central nervous system tumors: a report from the Children’s Oncology Group. Cancer 2007; 110: 15-42-50.
  53. Le Teuff, G.; Castaneda-Heredia, A.; Dufour, C.; Jaspan, T.; Calmon, R.; Devos, A.; McHugh, K.; Leblond, P.; Frappaz, D.; Aerts, I.; et al. Phase II study of temozolomide and topotecan (TOTEM) in children with relapsed or refractory extracranial and central nervous system tumors including medulloblastoma with post hoc Bayesian analysis: A European ITCC study. Pediatr. Blood Cancer 2020, 67, e28032.
  54. Grill J, Geoerger B, Gesner L, Perek D, Leblond P, Canete A, Aerts I, Madero L, de Toledo Codina JS, Verlooy J, Estlin E, Cisar L, Breazna A, Dorman A, Bailey S, Nicolin G, Grundy RG, Hargrave D; European Consortium Innovative Therapies for Children with Cancer (ITCC) and the European Society for Pediatric Oncology (SIOPE) brain tumor group. Phase II Study of irinotecan in combination with temozolomide (TEMIRI) in children with recurrent or refractory medulloblastoma: a joint ITCC and SIOPE brain tumor study. Neuto Oncol 2013; 15(9): 1236-43.
  55. Aguilera D, Mazewski C, Fangusaro J, MacDonald TJ, McNall-Knapp RY, Hayes LL, Kim S, Castellino RC. Response to bevacizumab, irinotecan, and temozolomide in children with relapsed medulloblastoma: a multi-institutional experience. Childs Nerv Syst 2013; 29(4): 589-96.
  56. Slongo ML, Molena B, Brunati AM, et al. Functional VEGF and VEGF receptors are expressed in human medulloblastomas. Neuro Oncol 2007; 9: 384-92.
  57. Fangusaro J, Gururangan S, Poussaint TY, McLendon RE, Onar-Thomas A, Warren KE, Wu S, Packer RJ, Banerjee A, Gilbertson RJ, Jakacki R, Gajjar A, Goldman S, Pollak IF, Friedman HS, Boyett JM, Kun LE, Fouladi M. Bevacizumab (BVZ)- associated toxicities in children with recurrent central nervous system tumors treated with BVZ and irinotecan (CPT-11): a Pediatric Brain Tumor Consortium Study (PBTC-022). Cancer 2013; 119(23): 4180-7.
  58. Alammar H, Nassani R, Alshehri MM, Aljohani AA, Alrfaei BMJIJoMS. Deficiency in the Treatment Description of mTOR Inhibitor Resistance in Medulloblastoma, a Systematic Review. 2021;23(1):464.
  59. Stempak D, Gammon J, Halton J, Moghrabi A, Koren G, Baruchel SJJopho. A pilot pharmacokinetic and antiangiogenic biomarker study of celecoxib and low-dose metronomic vinblastine or cyclophosphamide in pediatric recurrent solid tumors. 2006;28(11):720-8.
  60. Sterba J, Valik D, Mudry P, Kepak T, Pavelka Z, Bajciova V, et al. Combined biodifferentiating and antiangiogenic oral metronomic therapy is feasible and effective in relapsed solid tumors in children: single-center pilot study. 2006;29(7):308-13.
  61. Bahl A, Bakhshi SJTIJoP. Metronomic chemotherapy in progressive pediatric malignancies: old drugs in new package. 2012;79(12):1617-22.
  62. Simsek C, Esin E, Yalcin SJJoo. Metronomic chemotherapy: a systematic review of the literature and clinical experience. 2019;2019.
  63. Ghiringhelli F, Menard C, Puig PE, Ladoire S, Roux S, Martin F, et al. Metronomic cyclophosphamide regimen selectively depletes CD4+ CD25+ regulatory T cells and restores T and NK effector functions in end stage cancer patients. 2007;56(5):641-8.
  64. Kerbel RS, Kamen BAJNRC. The anti-angiogenic basis of metronomic chemotherapy. 2004;4(6):423-36.
  65. Bergers G, Benjamin LEJNrc. Tumorigenesis and the angiogenic switch. 2003;3(6):401-10.
  66. Bowers DC, Aquino VM, Leavey PJ, Bash RO, Journeycake JM, Tomlinson G, et al. Phase I study of oral cyclophosphamide and oral topotecan for children with recurrent or refractory solid tumors. 2004;42(1):93-8.
  67. Sterba J, Pavelka Z, Andre N, Ventruba J, Skotakova J, Bajciova V, et al. Second complete remission of relapsed medulloblastoma induced by metronomic chemotherapy. 2010;54(4):616-7.
  68. Yoshida S, Amano H, Hayashi I, Kitasato H, Kamata M, Inukai M, et al. COX-2/VEGF-dependent facilitation of tumor-associated angiogenesis and tumor growth in vivo. 2003;83(10):1385-94.
  69. D'Amato RJ, Loughnan MS, Flynn E, Folkman JJPotNAoS. Thalidomide is an inhibitor of angiogenesis. 1994;91(9):4082-5.
  70. Carcamo B, Francia GJJoCM. Cyclic Metronomic Chemotherapy for Pediatric Tumors: Six Case Reports and a Review of the Literature. 2022;11(10):2849.
  71. Vo KT, Karski EE, Nasholm NM, Allen S, Hollinger F, Gustafson WC, et al. Phase 1 study of sirolimus in combination with oral cyclophosphamide and topotecan in children and young adults with relapsed and refractory solid tumors. 2017;8(14):23851.
  72. Slavc I, Peyrl A, Gojo J, Holm S, Blomgren K, Sehested AM, et al. MBCL-43. Reccurent medulloblastoma -long-term survival with a “MEMMAT” based antiangiogenic approach. 2020;22(Suppl 3): iii397.
  73. Slavc, I.; Mayr, L.; Stepien, N.; Gojo, J.; Aliotti Lippolis, M.; Azizi, A.A.; Chocholous, M.; Baumgartner, A.; Hedrich, C.S.; Holm, S.; et al. Improved Long-Term Survival of Patients with Recurrent Medulloblastoma Treated with a “MEMMAT-like” Metronomic Antiangiogenic Approach. Cancers 2022, 14, 5128. doi: 10.3390/cancers14205128.
  74. Chinnaswamy, G.; Sankaran, H.; Bhat, V.; Anand, K.C.; Saroha, M.; Prasad, M.; Vora, T.; Sahay, A.; Krishnatry, R.; Pungavkar, S.; et al. DEV-19. The role of COMBAT (Combined Oral Metronomic Bioifferentiating Antiangiogenic Areatment) in high-risk and relapsed medulloblastoma: A single institution experience. Neuro-Oncology 2018, 20 (Suppl. S2), i48–i49.
  75. Zapletalova, D.; Andre, N.; Deak, L.; Kyr, M.; Bajciova, V.; Mudry, P.; Dubska, L.; Demlova, R.; Pavelka, Z.; Zitterbart, K.; et al. Metronomic chemotherapy with the COMBAT regimen in advanced pediatric malignancies: A multicenter experience. Oncology 2012, 82, 249–260.
  76. Qayed M, Cash T, Tighiouart M, MacDonald T, Goldsmith KC, et al. A phase I study of sirolimus in combination with metronomic therapy in children with recurrent and refractory solid/CNS tumors. Journal of Clin Oncology 2015; 33:15.
  77. Dunkel IJ, Gardner SL, Garvin JH, Goldman S, Shi W, Finlay JL. High-dose carboplatin, thiotepa, and etoposide with autologous stem cell rescue for patients with previously irradiated recurrent medulloblastoma. Neuro-Oncology 2010; 12(3): 297-303.
  78. Valteau-Couanet, D.; Fillipini, B.; Benhamou, E.; Grill, J.; Kalifa, C.; Couanet, D.; Habrand, J.L.; Hartmann, O. High-dose busulfan and thiotepa followed by autologous stem cell transplantation (ASCT) in previously irradiated medulloblastoma patients: High toxicity and lack of efficacy. Bone Marrow Transplant. 2005, 36, 939–945.
  79. Park, J.E.; Kang, J.; Yoo, K.H.; Sung, K.W.; Koo, H.H.; Lim, D.H.; Shin, H.J.; Kang, H.J.; Park, K.D.; Shin, H.Y.; et al. Efficacy of high-dose chemotherapy and autologous stem cell transplantation in patients with relapsed medulloblastoma: A report on the Korean Society for Pediatric Neuro-Oncology (KSPNO)-S-053 study. J. Korean Med. Sci. 2010, 25, 1160–1166.
  80. Pajtler, K.W.; Tippelt, S.; Siegler, N.; Reichling, S.; Zimmermann, M.; Mikasch, R.; Bode, U.; Gnekow, A.; Pietsch, T.; Benesch, M.; et al. Intraventricular etoposide safety and toxicity profile in children and young adults with refractory or recurrent malignant brain tumors. J. Neuro-Oncol. 2016, 128, 463–471.
  81. Fleischhack, G.; Jaehde, U.; Bode, U. Pharmacokinetics following intraventricular administration of chemotherapy in patients with neoplastic meningitis. Clin. Pharmacokinet. 2005; 44: 1–31.
  82. Delgado MM, Diaz BC, Zambrano JS, Juarez VG, Martinez MSL, Martinez EC, Mendez-Padilla JA, Perez SM, Moreno IR, Aceves AG, Aguilar AG. The comparative treatment of intraventricular chemotherapy by Ommaya reservoir vs lumbar puncture in patients with leptomeningeal carcinomatosis. Frontiers in Oncology 2018; 8: 509.
  83. Pereira, V.; Torrejon, J.; Kariyawasam, D.; Berlanga, P.; Guerrini-Rousseau, L.; Ayrault, O.; Varlet, P.; Tauziede-Espariat, A.; Puget, S.; Bolle, S.; et al. Clinical and molecular analysis of smoothened inhibitors in Sonic Hedgehog medulloblastoma. Neurooncol. Adv. 2021, 3, vdab097.
  84. Fouladi, M.; Park, J.R.; Stewart, C.F.; Gilbertson, R.J.; Schaiquevich, P.; Sun, J.; Reid, J.M.; Ames, M.M.; Speights, R.; Ingle, A.M.; et al. Pediatric phase I trial and pharmacokinetic study of vorinostat: A Children’s Oncology Group phase I consortium report. J. Clin. Oncol. 2010, 28, 3623–3629.
  85. Muscal, J.A.; Thompson, P.A.; Horton, T.M.; Ingle, A.M.; Ahern, C.H.; McGovern, R.M.; Reid, J.M.; Ames, M.M.; Espinoza-Delgado, I.; Weigel, B.J.; et al. A phase I trial of vorinostat and bortezomib in children with refractory or recurrent solid tumors: A Children’s Oncology Group phase I consortium study (ADVL0916). Pediatr. Blood Cancer 2013, 60, 390–395.
  86. Diao, S.; Gu, C.; Zhang, H.; Yu, C. Immune cell infiltration and cytokine secretion analysis reveal a non-inflammatory microenvironment of medulloblastoma. Oncol. Lett. 2020, 20, 397.
  87. Pham, C.D.; Mitchell, D.A. Know your neighbors: Different tumor microenvironments have implications in immunotherapeutic targeting strategies across MB subgroups. Oncoimmunology 2016, 5, e1144002.
  88. Martin, A.M.; Nirschl, C.J.; Polanczyk, M.J.; Bell, W.R.; Nirschl, T.R.; Harris-Bookman, S.; Phallen, J.; Hicks, J.; Martinez, D.; Ogurtsova, A.; et al. PD-L1 expression in medulloblastoma: An evaluation by subgroup. Oncotarget 2018, 9, 19177–19191.
  89. Kramer, K.; Pandit-Taskar, N.; Humm, J.L.; Zanzonico, P.B.; Haque, S.; Dunkel, I.J.;Wolden, S.L.; Donzelli, M.; Goldman, D.A.; Lewis, J.S.; et al. A phase II study of radioimmunotherapy with intraventricular (131) I-3F8 for medulloblastoma. Pediatr. Blood Cancer 2018, 65, e26754.
  90. Meric-Bernstam, F.; Larkin, J.; Tabernero, J.; Bonini, C. Enhancing anti-tumour efficacy with immunotherapy combinations. Lancet 2021, 397, 1010–1022.
  91. Cox DR. Regression Models and Life-Tables. Journal of the Royal Statistical Society: Series B (Methodological) 1972; 34: 187-202. doi: 10.1111/j.2517-6161-1972.th00899.x
  92. Therneau TM. A Package for Survival Analysis in R. 2023. https://CRAN.R-project.org/package=survival
  93. Therneau TM, Grambsch PM. Modeling Survival Data: Extending the Cox Model. Springer, New Yourk. 2000. ISBN 0-387-98784-3.
  94. R. Core Team. R: A language and environment for statistical computing. R Foundation for Statistical Computing, Vienna, Austria. 2023. https://www.R-project.org/.

Supplementary files

Supplementary Files
Action
1. JATS XML

Copyright (c) 2023 Consilium Medicum

Creative Commons License
This work is licensed under a Creative Commons Attribution-NonCommercial-ShareAlike 4.0 International License.

СМИ зарегистрировано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).
Регистрационный номер и дата принятия решения о регистрации СМИ: серия ЭЛ № ФС 77 - 69203 от 24.03.2017 г. 
СМИ зарегистрировано Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).
Регистрационный номер и дата принятия решения о регистрации СМИ: серия ПИ № ФС 77 - 63964
от 18.12.2015 г.



This website uses cookies

You consent to our cookies if you continue to use our website.

About Cookies